Сергей Иволгин никогда еще не попадал в столь нелепое положение. «И чего понесло меня на эту галеру»,— в который раз повторял он, с безысходной тоской поглядывая то на распластавшийся по воде парус, то на скользящие мимо такие удобные, сухие внутри и не переворачивающиеся каждую минуту яхты.
Сергей с досадой передернул плечами и тут же пожалел об этом, потому что доска-поплавок, на которой он сидел, моментально среагировала резким креном.
…А как хорошо начиналось для него это утро! Солнце, небо, облака, теплая я ласковая вода, сонная полудрема на пляжном лежаке, транзистор под боком — что еще пожелаешь человеку в выходной день?
…И умудрил же леший встретить возле пляжа Андрюху Корнева! Ну не виделись с ним пять лет, и еще бы пять не встречаться! И конечно, слово за слово: «Старик, сколько зим» — и так далее. Нет чтобы тут же и сказать: мол, дела, пока, взять телефончик, и до свидания. А я с вопросами к нему, что ты здесь да зачем, вот Андрюшка и рассказал, что он здесь с группой ребят занимается винд… винд…, слово даже не выговоришь это, ч ?м они тут занимаются. В общем, это такая доска из пенопласта, на ней парус, ну и катаются на ней, если, конечно, ветер дует.
Да так этот Корнев расхвастался:
Реакция… чутье ветра… глазомер… Чувство равновесия…», что через пять минут оказались мы у него. Смотрю — палатки на холмике, поодаль бородачи какие-то копошатся: один шкуркой жердь драит, другой к парусу номер пришивает, в общем, все при деле. Ну и доски эти самые лежат — и синие, и красные, и в полосочку.
А я тут и выскажись, что, мол, детскими игрушечками занимаетесь, старики. разве дело ваш этот, как его, киндсерфинг: ни мотора тебе, ни скорости, ни комфорта; на яхте, к примеру, и то интереснее: и посидеть есть где, и девчонку прокатить…
Хохот тут поднялся, а Корнев этот мигает какой-то бороде. Тот доску под мышку да к воде, гляжу, парус поставил и сам на доску прыгает. Ветерок как раз подул, он и понесся от берега прямо как катер. Я даже рот открыл — до того здорово, но виду не подаю и небрежно так замечаю, что ничего тут особенного нет: ветер дует, ну и плывет себе доска — так и любой бы смог…
…Сергей с тоской посмотрел на такой далекий теперь берег и осторожно стал подниматься на ноги. Доска, будь она неладна, снова начала угрожающе раскачиваться, но Сергей все же поднялся — надо ведь как-то добираться до берега, не кричать же во весь голос: «Люди, спасите!»
Парус колыхался рядом с доской на невысокой волне, и Сергей подумал, что в сложившейся ситуации он будет только мешать. «Смотать бы его надо на мачту, — пробормотал он, — тогда он и на доску уместится, а то с ним из этого зеленого салата и до вечера не выберешься».
Сергей соскользнул в воду, с наслаждением ощущая, как прохладные А все Андрюха со своими шуточками! Серфер, говорит, не твоя «Ява», на мотоцикле и медведь в цирке катается, а ты, говорит, на серфере попробуй… Ну завел он меня, конечно. Давайте, говорю, вашу доску, покажу вам класс.
Пошел я к берегу и вот тут-то, можете себе представить, почувствовал, будто кольнуло внутри: «Откажись, мол, не ходи…» Но я же объяснял, что завелся с пол-оборота, не пойдешь ведь на попятную, а Андрюха уже и мачту поставил и руки мои на кривую палку, что к парусу привязана, кладет — держи, мол. Тут и ветерок с берега подул, легкий такой, невесомый, а парус-то — это он издалека казался маленьким, а из рук и при таком ветерке рвется, вперед тянет. Пока я все это обдумал да прочувствовал, гляжу, а берег уже довольно далеко. Приободрился я, стал пробовать, примериваться: парус вперед наклоню — доска вправо, назад — влево. Получается!
Но тут ветер покрепче стал, парус потянул вперед, не удержал я его, переступил с ноги на ногу… Словом, через минуту стал вылезать из воды на «чудо-яхту», да не тут-то было, только руками ухвачусь, а доска, как баржа-самосвал, наклонится на борт, и я снова в воде. Делать нечего, пришлось лезть «с хвоста». Кое-как взгромоздился. Подтащил парус и начал поднимать мачту. Тяну, дергаю, аж жилы трещат, а парус как приклеился к воде: лежит себе на ней, да и все. Поднатужился я как следует, рванул… да и бултых в воду! Вынырнул, ничего не пойму: ни земли, ни неба, ни моей доски — все кругом белое пополам с синим: накрыл меня парус, как мама одеялом. Ну выбрался я, конечно, лег на доску и задумался: «Почему? Почему этот дурацкий парус ведет себя тик странно? Я ведь сам видел, как тот бородатый легко с ним обращался!»
…Через несколько минут руки у Сергея онемели, вытянутая по-черепашьи шея стала противно дрожать и голова сама собой склонилась к палубе. Да еще мачта перекатывается под животом…
А тут еще мальчишки какие-то поплыли. На крошечной яхточке.
— Дядь, а это у вас виндсерфер?
— Ну, — односложно отозвался Сергей.
— Площадь паруса у него какая?— не унимался тот, что постарше.
Сергей с досадой посмотрел на ребят.
— Чего не могу сказать, того не могу, машина… то есть виндсерфер этот новый, экспериментальный, скоростной, — он сделал неопределенный жест в сторону берега, — к чемпионату мира готовимся в этой, как ее, в Австралии, так что никаких вопросов. — Он многозначительно посмотрел на ребят и стал сосредоточенно сколупывать с палубы натек.
Мальчишки с уважением посмотрели на него, а младший все же не удержался:
— Дядя, а чего вы парус не поставите, ветерок что надо — только для эксперимента!
— Я же вам русским языком говорю, — нахмурился Иволгин, — серфер экспериментальный, скоростной, деревяшку эту, шверт то есть, сорвало, скорость, сами понимаете, жуткая, а без шверта…
Ребята переглянулись, и старший несмело предложил:
— А что если мы вас на буксир?
Сергей зримо представил себя на
буксире у пацанов, ехидную физиономию Корнела и решительно сказал:
— А на чемпионате мира в этой, ну в Аргентине, думаете, не может случиться что-нибудь этакое? Что же мне, и там буксир просить? Нет, ребятки, вы уж плывите, а я своим ходом.
Ребята вежливо попрощались и уплыли. Сергей с тоской и завистью посмотрел им вслед и, старательно загребая руками, потихоньку двинулся в сторону берега.
Отсиделся я на доске, отдышался и давай снова парус поднимать, гляжу. получаться что-то стало, тем более что вспомнил я, как Анд рюха еще на берегу объяснял мне, что парус поднимать нужно с подветренной стороны., то есть с той, куда дует ветер. И не сразу, а как бы в два приема. На парусе ведь, когда он в воде лежит, воды полно, как в бассейне, и сначала надо ее, сами понимаете, слить.
Одним словом, поставил я наконец парус, держу гичок обеими руками, дышать боюсь — как бы снова не упасть. Доска плавненько так заскользила в сторону берега, и тут, вы знаете, открылось как будто мне что-то. Пусть на несколько минут всего, но почувствовал. Понял я, почему эти парни так задирают нос…
Как она здесь очутилась, ума не приложу. «Она» — это длиннющая отмель, которая тянулась от небольшого мыса на берегу далеко в глубь водохранилища. Нет, я не сел на мель, глубина в этом месте для моей доски была весьма приличной, грех жаловаться. Но водоросли! Эта травка сработала лучше, чем тормоза на «Яве», да ко всему ветер тут же вырвал гичок из рук. Скоростенка у меня в тот момент была будь здоров, так что врезался я в это «саргасово море» основательно, почти до середины.
И чего понесло меня на эту галеру?
Сергей уже не смотрел в сторону медленно приближающегося берега. Уткнувшись щекой в шоршавую поверхность палубы, он из последних сил толкал тяжелую, неподатливую воду назад. Опомнился только, когда под поплавком заскрипел песок.
— Ну что, отец, — услышал он над собой голос Корнева, — может, еще хочешь? Или на «Яве» лучше? Там все-таки мотор, скорость…
Сергей посмотрел на него бессмысленными глазами. Уж очень хотелось послать нахала ко всем чертям. Он было уже открыл рот, но вдруг неожиданно для себя спросил:
— Слушай, старик, а что в следующую субботу вы тоже тренируетесь?
И. ЕВСТРАТОВ
