«ТОПИ ИХ ВСЕХ!», ИЛИ ОТ КОНФУЗА К ПОЛНОЙ ПОБЕДЕ

«Топи их всех!» — так назвал свою книгу адмирал Чарльз Локвуд, командовавший подводным флотом США на тихоокеанском театре военных действий. И действительно, столь грозный окрик оказался вполне действенным. Но лишь когда Вторая мировая закончилась, Япония лежала в руинах после атомных и массированных обычных бомбардировок с воздуха, ее флот сиротливо жался в базах — экипажи и командиры тщетно пытались вычислить, какой из их кораблей станет следующей целью американских бомб. А заокеанские подводные лодки искали последние жертвы уже в самом Токийском заливе. Но этим событиям предшествовали почти четыре года, да и успеха удалось достичь далеко не сразу. В первые годы войны на Тихом океане американским подводникам пришлось пережить немало тягот и разочарований.

И это при том, что с собственно подводными кораблями в Соединенных Штатах дело обстояло едва ли не лучше, чем в любой из прочих основных морских держав. Как мы уже отмечали, постепенное и рациональное развитие по сути одного типа «флотской» подлодки оказалось и разумным, и удачным. В сущности, оставалось только строить их, как говорится, «в нужном количестве», в нужный момент».

Последними предвоенными субмаринами США стали 12 единиц типа «Т», или «Тэмбор», попавших по шестерке в кораблестроительные программы 1939 и 1940 гг. (Названия последних начиналось на литеру «G».) Они отличались от предшественниц усиленным торпедным вооружением: число труб в носу увеличили на две, что давало «американкам» возможность выпустить «веер» из полудюжины торпед, столько же, сколько у подавляющего числа лучших европейских лодок. К этому показателю представители заокеанского флота стремились уже давно, с середины 1930-х, но дело все никак «не срасталось»: конструкторы утверждали, что лишняя пара аппаратов вызовет рост водоизмещения аж до 1750 тонн. Но одновременно с накоплением опыта постройки последовательных серий стало ясно, что столь значительная жертва просто не нужна. В конце концов, удалось обойтись всего 15-ю дополнительными тоннами — совершенно ничтожная плата. В остальном в проекте сохранились все особенности конструкции лодок-предшественниц типа «Сэлмон». Даже запас торпед не увеличили пропорционально числу аппаратов, что, конечно же, являлось признаком своего рода конструкторской «скупости». Зато удалось полностью избавиться от «мокрого» хранения; все 24 «рыбки» обитали теперь внутри прочного корпуса. Да и с двигательной установкой все было в порядке, американцы вернулись к дизель-электрической схеме.

Еще одной важной особенностью стала полная «минизация» субмарин, что, впрочем, связано скорее не с самими кораблями, а с минами. Два компактных цилиндрических «чурбана» диаметром в те же 533 мм могли размещаться практически на каждом стеллаже для запасной торпеды. Это позволяло превратить в достаточно емкий минзаг любую подводную единицу, которая к тому же в добавок к 40 минам сохраняла еще и четыре торпеды — на всякий случай.

Неплохо обстояло дело и с дальностью, которая могла достигать 11 000 миль 10-узловым ходом на поверхности при сохранении значительного (до трети) запаса топлива для зарядки батарей. Под водой же «Т» могли пройти лишь до 100 миль, скорее, — проползти, поскольку экономическая скорость для такой дальности составляла всего два узла. Впрочем, как мы уже видели, характеристики «рядовых подводных лодок» Второй мировой во всех странах в этом отношении являлись примерно одинаковыми: дело было исключительно в тогдашних аккумуляторах. Не блистали особо «американки» и рабочей глубиной погружения, составлявшей всего 75 метров; правда, реально корпус мог выдерживать давление и на вдвое большей глубине. Излишне говорить, что достаточно высокие стандарты обитаемости, столь востребованные придирчивыми моряками, сохранились в полной мере и даже несколько улучшились.

В общем, последний предвоенный образец являл собой удачную «рабочую лошадку», вполне удовлетворяющую всем требованиям моряков. «Т» были достаточно дальнодействующими, чтобы достичь берегов Японии, и притом достаточно сильными, чтобы нанести на таком удалении противнику весомый урон.

Это им пришлось доказывать очень скоро, практически сразу после вступления в строй и обучения экипажей. С началом боевых действий единицы типа «Т» стали «острием копья», представляя собой наиболее современную ударную силу подводных сил США. Подмога пришла только почти через год: лишь с конца 1942 года «Тэмборов» стали теснить новые субмарины типа «Гэто». Но и после этого лодки типа «Т» продолжали служить в первой линии до конца 1944 года, когда изрядно потрепанных службой «молодых ветеранов» (срок службы которых к тому времени едва достиг пяти лет) постепенно стали «деклассировать» в учебные или переводить на второстепенные театры. Но к тому времени из шестерки «Тэмборов» осталось только четыре, а из такого же числа «G» — только одна, головная «Гар». Но и достигли они немало: так, «Тотог», имевший «счастливый» номер «SS-199», стал рекордсменом по числу потопленных кораблей и судов противника среди американских субмарин Второй мировой.

Но, главное, тип «Т» породил многочисленное потомство. Точнее, огромное, даже по масштабам США, с их размахом. Причем стоит отметить, что поистине колоссальные кораблестроительные программы, в том числе в классе подводных лодок, правительству Рузвельта удалось продавить через сопротивление законодателей еще до того, как война дошла до Соединенных Штатов. С субмаринами, как мы уже не раз замечали, американцам очень повезло: у них уже был вполне удовлетворяющий всех проект — тип «Т» — «G». Оставалось его «размножить». Изначально по кораблестроительной программе 1941 финансового года предусматривалась постройка всего лишь восьми единиц нового, ставшего надолго чуть ли не нарицательным типа «Гэто» под номерами 212 — 219. Стоит отметить, что хотя в основном проект повторял лодки предшествующего типа «Гар», конструкторы и здесь ухитрились внедрить довольно важные улучшения. Лодки получили и удлиненный корпус, что наряду с более емкими балластными цистернами позволило улучшить остойчивость и добавить еще одну прочную переборку, разделив машинный отсек на два, что благотворно сказалось на живучести и способности сохранять ход после получения повреждений. Первоначально предполагалось установить и более мощные дизели, однако тут вмешалась война, с ее насущными нуждами.

Впрочем, еще до ее наступления к первоначально заказанной восьмерке прибавились заказы сначала на 28 единиц (SS-220 — 247), а спустя всего два месяца дополнительно на 37 штук (SS-248 — 284). А по «чрезвычайной» военной программе 1942 года, предусматривалась постройка еще 132 лодок по несколько усовершенствованному типу «Балао» (SS-285 — 416). (Правда, в 1944 году, когда исход войны на море уже не вызывал никакого сомнения, заказ на десять из них отменили.) Американский кораблестроительный «супер-локомотив» набирал обороты, и помешать ему не могло уже ничто. Дружные ряды практически стандартных флотских субмарин вырастали на стапелях и грозили вскоре заполонить весь Тихий океан.

Исключением стали только две единицы типа «М» — последняя попытка американцев создать малую субмарину для больших задач, которая, как и следовало ожидать, благополучно провалилась. 800 тонн «стандарта» явно не хватало для большой дальности, так что «эмок» тут же определили в лодки береговой обороны. Слабоватым оказалось и вооружение (шесть торпедных аппаратов, одна трехдюймовка и четыре пулемета). Но на их постройке особенно настаивал адмирал Томас Харт, числившийся главным экспертом по подводным кораблям. И ведь предчувствие адмирала не обмануло: именно ему пришлось командовать Восточным флотом США, базировавшимся на Филиппинах, где он так и не смог достойно противостоять японскому вторжению, в том числе и в результате отсутствия таких «прибрежных» субмарин.

После долгих дебатов относительно полезности «малышек» вообще и их количества Морское министерство пошло по известному пути, кинув страждущим небольшую «косточку» — в качестве эксперимента. «Макрель» и «Марлин», по сути, являлись «двоюродными сестрами»: первую строили по проекту бессмертной «Электрик Боут Компани», а вторую — по чертежам, разработанным в недрах государственного конструкторского бюро флота. При формально одинаковых спецификациях они имели не только несколько разное водоизмещение, но и различные механические установки: «Макрель» — с прямым приводом от дизелей и электромоторов с переключением через муфту, а «Марлин» — дизель-электрическую. Хотя изначально (и умозрительно) лодки понравились представителям флота, но быстро выяснилось, что они мало полезны на просторах Тихого океана. В итоге, их даже не выпустили на «большое дело» в войну и быстро исключили по ее окончанию. Не пришедшиеся ко двору небольшие (по американским меркам; по сути же. они не уступали по размерам знаменитым немецким «семеркам») прослужили всего пять-шесть лет. Но. отметим. что. успев за это время пригодиться в качестве учебных, многие командиры-подводники, ставшие впоследствии известными. обучались как раз на «эмках». Их вполне современное оборудование тому немало способствовало.

Вернемся, однако, к «стандарту». Различия между типами «Гэто» и «Балао» были в сущности незначительными. На более новом тиле разработчики внесли в конструкцию корпуса некоторые усовершенствования чисто технологического характера. Это позволило упростить (а значит, и ускорить) постройку и к тому же привело к некоторой экономии в весе, которую тут же пустили на усиление прочного корпуса, что позволило улучшить одну из несколько «хромавших» характеристик. А именно, глубину погружения. Хотя изначально ее увеличили до 90 метров, более новые единицы могли без проблем погружаться до 120, а в критических случаях — и до 150 метров. Не зря эти лодки являлись очень популярными во флоте, поскольку не раз доказывали свою высокую живучесть.

Собственно, как раз увеличенная глубина погружения и послужила основанием выделения «Балао» и ее сестричек в самостоятельный подтип. Но это отличие оказалось, по сути, единственным «типовым». Отметим, что лодки обоих типов. «Гэто» и «Балао», зачастую строились параллельно и одновременно на протяжении всей второй половины войны, да еще и на разных верфях, так, что различия между отдельными представительницами в пределах одного типа нередко оказывались более значительными, чем между усредненными характеристиками самих типов. Поэтому нередко историки и исследователи их и не разделяют.

Мелких же отличий было настолько много, что не имеет смысла их перечислять. Так, например, первые «Гэто» входили в строй с традиционными для довоенных серий обтекаемыми рубками большого размера, но уже на лодках, поступавших во флот с конца 1942 года, большие (скажем, относительно: у японцев надстройки были и побольше) «сараи» поменяли на меньшие по размерам рубки со специальными площадками для зенитных автоматов, примерно как у немцев. Визуальная заметность субмарин уменьшилась, что в борьбе с японцами, обладавшими хорошей оптикой, никак не было лишним. Впоследствии подобным образом перестроили рубки и на ранних лодках.

Параллельно с уменьшением размеров рубки происходило усиление лодочной артиллерии. Исходное проектное вооружение «Гэто» состояло из одинокой 76-мм пушки и двух крупнокалиберных пулеметов. Но с конца 1942 года на них стали устанавливать вместо 76-мм мощные длинноствольные 102-мм орудия, а вместо пулеметов -пару 20-мм зенитных «эрликонов». А на следующий год на палубе и площадках появились 127-миллиметровки, пусть и с укороченным стволом, но еще более мощные и, кстати, более удобные при стрельбе. Кое-кому доставалось аж по два таких орудия. А на некоторых лодках один или оба 20-мм «эрликона» заменялись на 40-мм «бофорсы», орудие вполне серьезное не только в борьбе с самолетами, но и при «работе» по надводным целям, особенно небольшим сторожевикам и судам.

Хватало различий и в «машинерии». Ранние единицы снабжались четырьмя высокоскоростными электромоторами, работавшими по два на вал. Для обеспечения приемлемой скорости вращения винтов применялась понижающая «зубчатка», что делало лодки довольно шумными. Их можно было обнаружить даже при помощи не особо «продвинутых» японских гидрофонов, которыми оборудовались сторожевики и эсминцы. Поэтому большинство поздних лодок типа «Балао» получили низкоскоростные электромоторы, вращавшие валы напрямую, что делало данные субмарины значительно более тихими. Дизели тоже производились не только разными фирмами, но и с различным числом цилиндров, девять или десять. Что, впрочем, практически никак не сказывалось на их мощности.

Но наиболее важными техническими «изюминками» американских лодок «военного розлива» являлось, конечно же. оборудование. Одной из самых важных новинок, способных значительно повысить эффективность использования субмарин, стал автомат торпедной стрельбы (ЮС). Конечно, это вычислительное новшество по возможностям и удобству использования стояло очень далеко от современных компьютеров. Оператору требовалось немалое искусство, чтобы быстро и точно совместить стрелки своего прибора, показывающие расчетные данные и данные о цели, поступающие из центрального поста. Зато при установившемся режиме торпедный автомат делал едва ли не чудеса по тому времени; в частности, он позволял почти автоматически устанавливать угол гироскопа внутри торпед. «Почти» потому, что на самом деле установка производилась в торпедных отсеках по положению соответствующей стрелке на циферблате «приемника». Сама операция производилась с помощью стального стержня, напоминавшего торцовый гаечный ключ, который проходил через торпедный аппарат к гнезду с внутренней нарезкой в торпеде. Так, установка отклонения торпеды после залпа осуществлялась практически непрерывно, а при выстреле, световой сигнал о производстве которого вспыхивал при наиболее оптимальном положении, ключ автоматически отводился от торпеды. Понятно, что возможность реально стрелять торпедами с комфортабельной дистанции и угла расположения субмарины по отношению к жертве, прицеливаясь не только корпусом лодки, значительно увеличивала потенциал «американок».

Не менее важным для боевой деятельности стандартным оборудованием стали радиолокаторы. В конце 1941 года их размеры уменьшились настолько, что их стало возможным без проблем устанавливать и на подводных лодках. Польза от применения РЛС типа SD, способного обнаруживать воздушные цели на дистанции 10 — 15 км. оказалась несомненной: теперь субмарины могли засечь приближение своих главных противников — самолетов. «Предупрежден -значит вооружен». А летом 1942 года на борту «американок» появился еще более полезный локатор следующего поколения типа SJЮ, предназначенный для обнаружения надводных кораблей. Его точности вполне хватало для того, чтобы одновременно определить угол и дистанцию до цели. Эти данные могли быть введены в автомат торпедной стрельбы и лодки получили завидную возможность стрелять торпедами в любую погоду, не наблюдая при этом цель «глазом», причем с неплохими шансами на успех.

А еще через полтора года, осенью 1943-го, субмарины получили РЛС нового типа со столь знакомой всем круглой электронно-лучевой трубкой с радиальной разверткой. На таком плоском экране-индикаторе (PPI — Plan Position Indicator) окружающая обстановка отображалась в максимально наглядном виде, практически, как на карте. Именно с появлением PPI радиолокация стала поистине «народной», доступной буквально всем командирам и офицерам. (До этого применение РЛС с быстро возникающими и исчезающими импульсами-засечками от цели на плоской шкале требовало изрядной тренировки специального оператора.)

Про американские лодочные радиолокаторы известно практически всем, даже достаточно далеким от техники любителям. В тени их успехов оказались гидролокаторы, которые тоже постоянно совершенствовались, достигнув к концу войны, несомненно, выдающихся возможностей. В частности, ГЛС в активном режиме позволяли обнаруживать «обычные» (якорные) мины на дистанции более полукилометра и достаточно надежно отличать их от других подводных объектов. Сложно переоценить такую возможность: при соблюдении определенных предосторожностей лодки могли ходить по вражеским минным полям, как по чистой воде. Причем эта возможность не была чисто теоретической: одна из лодок в марте 1945 года обнаружила в одном из походов в Восточно-Китайском море свыше двух сотен японских якорных мин, указав тем самым опасные воды для своих надводных кораблей.

Пожалуй, излишне говорить о том относительном, но резко выделяющемся на фоне остальных флотов комфорте, который удалось обеспечить для американских подводников на борту «военных» лодок. Но все же удержаться очень сложно, поэтому просто приводим воспоминания одного из героев войны на Тихом океане, Д. Инрайта, к деяниям которого мы еще вернемся:

«На лодке у нас было два кока. Они готовили для нас три раза в день вкусные блюда. Пекарь вставал ежедневно в 3.00, чтобы испечь свежий хлеб, булочки, пироги и печенье.

Наш холодильник был набит свежим мясом, бифштексами, ростбифами, отбивными и гамбургерами. На борту большинства подводных лодок при камбузе царила политика «открытых дверей». Это означало, что любой член экипажа в любое время мог открыть холодильник и взять все, что было его душе угодно(!). Всегда имелся свежий кофе. Всегда было достаточное количество пресной воды для наших нужд. На лодке имелось два душа; правда, пользование ими ограничивалось.

Стиральная машина почти всегда была в действии. Над ней висело уведомление: «Экономьте воду».

Члены экипажа любили собираться в общей столовой после вахты. Но любой при желании мог найти укромное местечко, чтобы побыть некоторое время одному. Офицеры для общения собирались обычно в кают-компании.

Свободное время проводили в разговорах, за игрой в карты, пили кофе. У нас было припасено несколько фильмов для демонстрации в походах. Обычно матросы и старшины смотрели фильмы с 17.00 в носовом аккумуляторном отсеке, а офицеры — с 19.00 в кают-компании.»

Если даже и не санаторий, то уж точно, — весьма комфортабельная война, особенно если вспомнить условия службы на борту немецких «железных гробов» или наших субмарин, долгими сутками пробирающихся в смертельной опасности по минным заграждениям в Балтике.

Однако, к большому удивлению американцев, хорошие лодки и превосходное оборудование в начале войны едва не были «нейтрализованы»… своим же торпедным оружием. Первые же атаки дали совершенно удивительные результаты: торпеды выпускались с оптимальных углов и дистанций, явно попадали в цель (им просто некуда было деться!), но не взрывались. Причем не всегда: в ряде случаев «рыбки», выпущенные вдогонку незадачливому «японцу», срабатывали вполне нормально. Причем во всех таких случаях использовались самые современные торпеды Мк 14, имевшие большую скорость хода и, казалось бы, оптимальный взрыватель двойного действия: магнитный, срабатывающий при проходе под днищем цели, плюс традиционный ударный, работающий при ударе в борт.

Первым звонком стал рапорт командира «Скипджека» Джеймса Коу после возвращения из похода к бухте Камрань, важной стоянке в оккупированном японцами Вьетнаме. Хотя Коу и потопил три японских транспорта, он утверждал, что прибор установки глубины на торпедах «Мк 14» работает неточно, торпеды идут много глубже заданной установки. «Проделать путешествие в 8500 миль во вражеские воды, незаметно занять позицию для атаки в 800 ярдах от вражеских судов, только для того, чтобы обнаружить, что торпеды идут много глубже и половина из них не взрывается, кажется мне нежелательным способом сбора информации, которую можно получить в любой день, прогулявшись до торпедной станции и не подвергая себя никаким опасностям», — язвительно писал в своем рапорте огорченный командир.

В ряде случаев такое непредсказуемое поведение приводило к трагическим для «охотников» результатам. Так случилось с одной из «гэто» — «Грэнион». В самом конце июля 1942 года в районе Алеутских островов ей удалось поймать одиночный японский транспорт «Кано Мару». На вид беззащитная цель получила свои 4 торпеды, но взорвалась только одна, пущенная как раз вдогонку. Упорный транспорт тонуть не собирался, и командир лодки решил прикончить его артогнем. Но все оказалось не так просто: против лодочной трехдюймовки «Кано Мару» выставил свою пушку такого же калибра. И тут сказалась гораздо большая уязвимость субмарины. После первого же снаряда, попавшего в рубку, она погрузилась и больше не всплыла.

Специалисты по оружию не спешили верить и долгое время считали, что рассказы командиров подводных лодок являются просто-напросто попыткой оправдать свои промахи. Однако факты продолжали накапливаться. Подводники по-прежнему приходили в отчаяние, видя, как их точно направленные торпеды не поражают цель. Не реагировать на ситуацию они уже просто не могли и решили взять дело в свои руки.

Для начала предстояло выяснить, чем же все-таки нехороша пресловутая торпеда. По первым предположениям, она шла на слишком большой глубине, и неконтактный магнитный взрыватель просто не срабатывал. Для проверки гипотезы начальник штаба Локвуда капитан 1 ранга Файф предложил пострелять торпедами по… сетям. Идея состояла в том. чтобы определить, на какой глубине будут дырки — просто и сердито. Опыты пришлось проводить у пустынного австралийского берега, а «испытательские» сети — закупить у португальских рыбаков с острова Тимор. В качестве «стрелка» предложили выступить одному из пострадавших от качества «Мк-14», командиру лодки «Скипджек» Коу, который охотно на то согласился. Испытания прошли в июне 1942 года с полнейшим успехом. Первые же выстрелы показали, что торпеды шли в среднем на три с лишним метра глубже установки. Понятно, что для магнитного взрывателя такое углубление было слишком большим, и он, вполне понятно, не срабатывал. В установку гидростата немедленно внесли необходимые коррективы, и этот недостаток удалось устранить.

Однако мучения американских подводников на том не кончились. Да, торпеды стали более точно выдерживать глубину, зато участились случаи, когда торпеды либо взрывались преждевременно, либо, ударяясь о борт корабля, не взрывались вовсе. Иногда взрыв происходил сразу же после того, как торпеда приходила в боевое положение после выхода из торпедного аппарата, в других случаях — настолько близко от цели, что взрыв ошибочно принимали за точное попадание. Иногда же вместо мощного удара, вызванного детонацией пары сотен килограммов мощной взрывчатки, получался небольшой хлопок, вполне безвредный для цели.

Специалистам по вооружению не удалось решить все эти проблемы быстро. Более того, они никак не могли нащупать их причины. В течение целого года персонал береговых минно-торпедных мастерских и плавучих баз подводных лодок, несмотря на все старания, никак не мог добиться от капризного магнитного взрывателя надежной работы. Центральное Управление вооружения флота присылало «в поле» опытных специалистов, но и это ни к чему не привело. В итоге решили, что просто никуда не годится вся конструкция магнитного взрывателя. И от его применения наконец-таки решили отказаться. Тем более, что взрыватель магнитный дублировался, казалось бы, многократно проверенным, простым и надежным ударным.

Как бы ни так. «Торпедные истории» с огромным бессмысленным расходом «рыбок» и удручающими результатами продолжались вплоть до той совершенно фантастической, которая произошла практически ровно через год после исторических стрельб по сетям с еще одной представительницей «военного класса», «Тинозой». Лодка вышла в поход практически сразу после приказа главнокомандующего Тихоокеанского флота США о запрете использования магнитных взрывателей. Казалось бы, теперь успех находился исключительно в руках умелого командира и тренированного экипажа. Но получилось с точностью до наоборот.

Для начала лодке, несомненно, повезло: по специальной наводке разведки ей удалось около 6 утра обнаружить лакомую цель, перестроенный из китобойной плавбазы танкер «Тонан-Мару № 3», один из двух крупнейших в Императорском флоте, способный принять 23 000 тонн. Довольный командир, капитан 3-го ранга Лоуренс Дэспит, спокойно сблизился с огромным судном и выпустил четыре торпеды. По крайней мере, две из них точно попали — без видимого результата. Дэспит перешел на стрельбу сначала парой торпед, выпущенных вдогонку встревоженному «японцу». Они как раз сработали неплохо, попав в расположенное в корме машинное отделение и остановив танкер. Казалось бы, жертва теперь была полностью обречена. Но нет, торпеда за торпедой шли в борт цели с идеального прямого угла и… не взрывались. Упражнение продолжалось почти 3 часа, всего субмарина выпустила 13(!) торпед, из которых «по делу» взорвалась только пара. Конец мучениям подводников и моряков танкера положил подоспевший японский эсминец, выручивший своеобразного «заложника», которому по всем правилам давно уже было пора покоиться на дне. А, в итоге, «Тонан-Мару» даже дотащили до базы, хотя справедливости ради стоит отметить, что восстановить полностью танкер не удалось: далее он служил лишь в качестве плавучего хранилища топлива.

Однако и «Тиноза» возвратилась из похода в Перл-Харбор с командиром и экипажем, преисполненными самыми сложными чувствами. Действительно, только под сильным впечатлением могли попасть в вахтенный журнал — официальный документ! — такие слова командира: «торпеда попала в кормовую часть левого борта, дала всплеск у борта, развернулась вправо и затем выпрыгнула из воды в 100 футах от кормы танкера. Трудно поверить, что я сам это видел». Дэспит ждал мощного «фитиля» от начальства, да и сам, казалось, был готов произнести немало против вся и всех, но — обошлось. У обеих сторон просто не нашлось должных слов в адрес оружейников.

Последние тщательнейшим образом изучили единственную неизрасходованную торпеду «Тинозы». И нашли, что ее контактный взрыватель полностью исправен. Реакцию начальства можно было бы назвать забавной, если бы от нее не зависели жизни моряков. Управление вооружений не нашло ничего лучшего, как «помочь» рекомендацией не умничать, а послушать специалистов и вернуться к использованию только что отвергнутых магнитных взрывателей!

И вновь адмирал Локвуд решил действовать самостоятельно. На сей раз в роли Кулибина выступил командир 2-й эскадры подлодок, а заодно еще и талантливый инженер и изобретатель капитан 1-го ранга Чарльз Момсен. Идея и на этот раз состояла в практической стрельбе, но не по сети, а … по скалам. Причем самым «жестким»: в качестве «мишени» был выбран уходящий на 30 метров под воду скалистый обрыв на одном из небольших и пустынных островков Гавайев.

На сей раз в качестве «стрелка» выступала только что принятая в состав флота подлодка «SS-262» «Маскеллэндж». В последний день августа 1943 года она произвела пуск боевой торпеды по подводной скале с боевой дистанции около 800 метров. Сильнейший взрыв поднял массу воды: контактный взрыватель сработал нормально. Лодка сменила позицию и выпустила вторую торпеду. Снова с тем же эффектом.

Казалось бы, лавочку можно закрывать (пара боевых торпед стоила примерно половину цены самолета-истребителя). И тут вмешался буквально напросившийся участвовать в испытаниях командир «Тинозы». Упорный Дэспит настоял на продолжении, и его настойчивость была вознаграждена. Третья торпеда изобразила столь знакомый Дэспиту всплеск, который, как оказалось, являлся следствием разрыва резервуара со сжатым воздухом. Рискуя жизнью, водолазы, возглавляемые лично капитаном 1 ранга Момсеном, на 30-метровой глубине обнаружили и отсоединили от корпуса искореженную головную часть торпеды, обезвредили ее, удалив взрывчатку, и подняли на поверхность. Однако изучение с такими трудами добытого взрывателя сначала поставило специалистов в тупик. Система, казалось бы, сработала правильно, но, судя по всему, удар бойка по капсюлю оказался слишком слабым. Тогда весь механизм: боевую пружину, ударник и даже капсюли переставили на другой взрыватель и спустили его вручную. Капсюль благополучно сработал. Теперь стало уже точно понятно, что проблема реально существует, однако, в чем именно она заключается, предстояло еще только выяснить. Ведь ударный взрыватель неоднократно испытывался и применялся практически без изменений со времен Первой мировой войны и казался абсолютно надежным.

После долгих раздумий родилась, казалось бы, совершенно нелепая гипотеза: возможно, торпеда имеет слишком большую скорость! Продолжать обстрел береговых скал реальными боевыми «рыбками» для ее проверки было довольно бессмысленно: требовалось много опытов и дело оказывалось слишком затратным даже для богатейшего флота мира. В результате пошли по еще более интересному пути: в одном из огромных доков с большой высотой стенок положили на дно броневую плиту, которую можно было устанавливать под наклоном, имитируя различные углы встречи с целью. На нее и сбрасывали с крана разряженные головные части торпед. Стоил такой вариант примерно в десять раз дешевле, чем боевые стрельбы (даже если не считать затраты на выход в море лодки-«стрелка»), но, главное, достаточно быстро дал ответ на мучившие всех вопросы.

Действительно, оказалось, что в случае идеального угла встречи в 90° вероятность осечки взрывателя превышала 2/3. При угле встречи в 45° количество осечек уменьшалось вдвое, до 1/3, а при явно невыгодном угле 30° и менее взрыватель срабатывал безотказно! Все это хорошо соответствовало случаю с «Тинозой», когда взорвались лишь торпеды, пущенные с неудобного угла вдогон танкеру, в то время как пуски, произведенные с идеальной позиции, перпендикулярно в борт неподвижного судна, привели лишь к серии осечек.

Причина оказалась совершенно смехотворной. Взрыватель был спроектирован с учетом характеристик старых торпед Mark 13, которые имели скорость 33,5 узла. Скорость новых торпед равнялась 46,5 узла, и в этом случае сила удара бойка при нормальном попадании была вдвое больше. В результате вертикальные направляющие, по которым скользил ударник, изгибались, и жало проходило мимо капсюля. При скользящем ударе сила была меньше, и появлялись шансы на нормальное срабатывание взрывателя. «Лекарство» оказалось донельзя простым: тяжелый стальной ударник заменили более легким алюминиевым, и торпеда наконец-то начала работать нормально, хотя произошло это лишь осенью 1943 года, почти два года спустя после начала войны!

В. Кофман

(Продолжение в следующем номере журнала)