ИЗ «СКАУТОВ» В «НАСТОЯЩИЕ МУЖЧИНЫ»

Колоссальный флот Британии после Русско-японской войны избавился от одного потенциального противника — России, способного доставить ему немало неприятностей на океанских торговых путях. Но наряду с этой ощутимой удачей, достигнутой чужими руками, постепенно возникала новая, ещё более опасная угроза в лице Германии. Кайзеровский флот пока ещё не имел достаточно сил для того, чтобы противостоять англичанам в открытом бою, но мог доставить немало хлопот своими лёгкими силами. Особенно небольшими крейсерами, число которых возрастало год от года, а скорость хода неуклонно увеличивалась от серии к серии.

Между тем, именно в этом классе, любимом и глубоко чтимом англичанами, в первые годы XX века наблюдался всё более отчётливый кризис. Многочисленные старые крейсера не имели должной скорости хода, чтобы охотиться за быстроходными рейдерами противника. Новые плохо защищённые скауты не имели шансов уцелеть в поединке с германскими крейсерами. В открытом же океане, когда каждому кораблю приходилось рассчитывать исключительно на собственные силы, а могучие броненосные гиганты, ограниченные в количестве, далеко не всегда могли поддержать своих разведчиков, они оказывались в безнадёжном положении.

Всё это никак не устраивало британское Адмиралтейство. Но первоначальное решение было радикальным даже для известного «оригинала» — первого лорда Джона Фишера. Сэр Джек, как называли его преданные сотрудники, решил, что раз уж с лёгкими крейсерами не сложилось, то от них следует избавиться совершенно! Вместо них в качестве разведчиков при Гранд-Флите предлагалось использовать крупные эсминцы — дешёвые и многочисленные. В качестве образца уже выбрали большой лидер «Свифт». Однако подобное новаторское «окончательное решение» грозило оставить Англию беззащитной на торговых путях, чего никто не мог и не хотел допустить. Оппозиция идеям Фишера оказалась настолько сильной, что сэр Джек, как это уже было не раз, быстро переменил курс на прямо противоположный. Идею лидеров «закопали», и руководство Адмиралтейства вернулось к постройке крейсеров.

Исходный проект первых британских «таунов» представлял собой, в сущности, несколько увеличенный «скаут» более ранних серий «Бодишия» и «Блонд». Его вооружение копировалось у германских оппонентов и состояло из двенадцати четырёхдюймовок. Однако неприятный для англичан «секрет» состоял в том, что их орудие сильно уступало четырёхдюймовкам у противника по весу снаряда и точности стрельбы и к тому же не имело совсем никакой защиты, как на нашем «Варяге». Но увлёкшийся новыми веяниями Фишер предложил немедленно заменить пару из них, в носу и корме, на шестидюймовки, а также снабдить все установки щитами, чтобы сразу получить превосходство над противником. Проект «разбухал» на глазах, но настоятельная потребность в принципиально новых кораблях, которые нельзя было проектировать бесконечно долго, не дала экстравагантному первому лорду и конструкторам развернуться в полную силу. Несмотря на довольно внушительные размеры — почти пять тысяч тонн — защита «таунов» не имела никакого преимущества перед немецкими «городами» и состояла только из 51-мм броневой палубы, прикрывавшей погреба боезапаса и механизмы и утончавшейся в остальных местах до крайне скромных 19 мм. Такая палуба совершенно не защищала от 6-дюймовых и более крупных снарядов, которые пробивали бы небронированный борт. При взрыве их над самой палубой она пробивалась бы крупными осколками в тонких местах. Выяснилось это в результате стрельб по старому броненосцу «Эдинбург», к сожалению, уже после того, как постройка английских «таунов» началась.

Слабая защита оказалась не единственным недостатком первых настоящих лёгких крейсеров «владычицы морей». Чтобы уменьшить крен, который легко мог возникнуть от затопления отсеков через пробоины в ничем не прикрытом борту, конструкторы сделали их очень остойчивыми. Но оборотной стороной этого похвального качества стала очень резкая качка, мешавшая артиллеристам прицеливаться. Ещё одной неудачей стала идея Фишера переместить офицерские каюты с традиционного места в корме вперёд, в носовые помещения. Это действительно позволяло командному составу быстро занять свои места при тревоге, но вот с «жизненными условиями» это решение мало сочеталось. Плохо стало всем: и офицерам, не получившим привычного (пусть и относительного) комфорта, и матросам, у которых его не было и в помине, но которым пришлось потесниться ещё больше. Служить вдали от метрополии на «Бристоле» и его систершипах было не сладко, а ведь практически всю Первую мировую войну им пришлось заниматься именно этим.

Но если с бытовыми неудобствами можно было как-то смириться, то дефекты вооружения ухудшали боевые качества кораблей. Самое любопытное, что причина этого ухудшения заключалась в том, что «хотели как лучше». На «Бристоле» смонтировали новые длинноствольные четырёх- и шестидюймовые орудия. Однако для уравновешивания длинного и тяжёлого ствола пришлось сделать более массивной и казенную часть. В результате установки стало трудно наводить: ведь никаких силовых приводов у палубных орудий не было. Как итог, шестидюймовки просто не могли сопровождать на малых дистанциях быстроходные цели, например, те же эсминцы. Понятно, что такие крейсера оказались не вполне полезными при охране своих эскадр. (Эти соображения стали одной из причин их «ссылки» на заморские станции.)

Несмотря на все недостатки «тауны» стали заметным шагом вперёд по сравнению со слабыми скаутами и, тем более, старыми малыми крейсерами, у которых не столь уж сильное вооружение усугубляло тихоходность. Поэтому менее чем через год на стапелях частных фирм (а в постройке единиц первых серий участвовали только «частники», включая таких мэтров корабельного дела, как «Эльсвик» и «Виккерс») заложили следующую четвёрку: «Дартмут», «Фалмут», «Ярмут» и «Веймут». Главным новшеством стало однородное и сильное вооружение из восьми шестидюймовых орудий, из которых на борт могли стрелять пять. Это давало британцам подавляющее преимущество в дуэли с германскими крейсерами, которые могли противопоставить лишь такое же число 105-миллиметровок. Заодно конструкторы улучшили мореходность, продлив полубак почти до половины длины корабля. Понятно, что улучшения эти оказались совсем не бесплатными. Водоизмещение подскочило более чем на 10%, достигнув 5250 т. Любопытно, что линейные размеры корпуса остались практически прежними, только ширина увеличилась на 30 см. Поэтому не пришлось даже увеличивать мощность турбин, чтобы обеспечить ту же 25-узловую скорость. Хотя шестидюймовки по-прежнему остались тяжёлыми длинностволками, в целом «малые порты Англии» (именно их имена получила четвёрка) сочли весьма удачными.

В сущности, для создания принципиально нового типа крейсера оставалось только устранить оставшиеся недочёты — мелкие (как слишком тяжёлые орудия) и более серьёзные. К ним относилась, прежде всего, недостаточная защита, состоявшая лишь из тонкой броневой палубы, толщина плит которой не превышала 50 мм, и то только в наиболее важных местах. Борта по-прежнему оставались совершенно незащищёнными, представляя прекрасную цель для германских скорострельных 105-миллиметровок.

Конструкторы сочли, что на следующей серии можно обеспечить лучшую бортовую защиту, причём при незначительном увеличении водоизмещения, но броневой палубой при этом придётся пожертвовать. Горизонтальное прикрытие пришлось ограничить 15-19-мм листами, которые и бронёй-то едва ли можно называть, поскольку главным их назначением являлось обеспечение общей прочности конструкции и водонепроницаемости палубы. Зато вертикальный пояс вышел довольно высоким и прикрывал борт по всей длине. Толщина плит из никелевой броневой стали в средней части составляла 51 мм, и они навешивались на усиленную обшивку борта толщиной 25 мм, изготовленную из стали повышенного качества, лишь немного уступавшей по прочности настоящей броне. Поэтому обычно пояс на типе «Саутгемптон» во всех справочниках указывался как 76-миллиметровый. Впервые в британском флоте броня стала частью конструкции корпуса, обеспечивая его прочность. Но в те времена изготовление криволинейных, повторявших сложные обводы крейсеров плит, даже таких тонких, являлось серьёзной проблемой, так что вся средняя часть корпуса выглядела как стальная прямоугольная коробка. К ней приклёпывались оконечности, имевшие плавные обводы.

Наконец артиллеристы получили более удачные 45-калиберные шестидюймовки, которые хотя и имели меньшую начальную скорость, но обеспечивали лучшую точность стрельбы и большую маневренность установок. Между делом удлинили и полубак, протянувшийся теперь на 2/3 корпуса. Вновь размеры увеличились незначительно: ширина — всего на 30 см, то есть немного больше, чем прирост за счёт навешенных плит. Появление бортовой защиты позволяло снизить остойчивость — сильный крен от затопления бортовых отсеков становился теперь менее вероятным. В результате более плавная качка позволяла стрелять быстрее и точнее.

Новые «тауны» имели настолько удачное сочетание качеств, что привлекли внимание австралийского правительства, которое как раз приняло решение о создании современного флота. Британский доминион заказал столько же кораблей, сколько и сама Англия, — три. Они получили названия столиц самых крупных штатов страны. При этом один из крейсеров, «Брисбен», строился в самой Австралии. Правда, это отозвалось на его постройке не самым лучшим образом, прежде всего с точки зрения сроков. И так заложенный почти на два года позже своих собратьев, «Брисбен» строился три года вместо примерно двух и вошёл в строй только к новому, 1917 году, когда Первая мировая война вступила в последнюю фазу, а британский флот полностью доминировал на всех морях.

Но и сами англичане тоже не отказались от дополнительных удачных кораблей и спустя год после первой серии настоящих «броненосных» лёгких крейсеров заложили вторую тройку — «Бирмингем», «Лоустофт» и «Ноттингем». Их отличительными особенностями стали еще чуть большая ширина и дополнительное, девятое орудие, установленное в носу рядом с уже имевшимся баковым. Это увеличило число стреляющих при погоне стволов до четырёх. Последние «города» поспели очень вовремя, войдя в строй незадолго до начала войны, в первые месяцы 1914 года. Любопытно, что Австралия не захотела отставать от метрополии и после спуска на воду «Брисбена» на том же стапеле там заложили ещё один крейсер, названный «Аделаида» — в честь столицы ещё одного штата, Южной Австралии. Однако строился корабль ещё медленнее; австралийцы поняли, что явно не поспевают завершить работы до окончания войны, и достраивали корабль уже совершенно не спеша. В строй «Аделаида» вошла только в 1922 году, спустя семь с лишним лет после закладки, став последним «городом» в растянувшейся почти на десятилетие удачной серии.

Однако уже тогда, когда флот принимал первые корабли, стало ясно, что эти очень приличные крейсера не вполне подходят для роли, постепенно выходящей на первый план: совместных действий со стремительно растущим Гранд-Флитом. Им, прежде всего, не хватало скорости. В разведке столкновение с германскими линейными крейсерами могло закончиться настоящей трагедией. Не могли «тауны» и лидировать флотилии своих эсминцев, максимальный ход которых перевалил за 30 узлов. Но самая главная проблема заключалась в количестве: в 1911 году Адмиралтейство считало малое число современных крейсеров одним из главных недостатков флота. «Дыру» требовалось срочно заткнуть. Делом занялся новый первый лорд Адмиралтейства, в будущем знаменитый Уинстон Черчилль. Он создал специальный «Крейсерский комитет», рьяно приступивший к делу. В работу комитета всё время вмешивался Джон Фишер, продолжавший настаивать на своей идее «большого лидера». Молодой Черчилль, вообще очень почитавший Фишера, которого считал своим учителем, тем не менее поддержал сторонников настоящих крейсеров. Оставался вопрос денег, очень острый, поскольку темп строительства кораблей всех классов только нарастал. Поэтому в качестве прототипа взяли увеличенные «скауты», что давало экономию почти в 20% по сравнению с «таунами». Надо отдать должное Черчиллю, не специалисту в кораблестроении: он настоял на том, чтобы будущие лидеры-разведчики получили бортовую броню, как и последние «города». Чтобы подчеркнуть этот факт, в своём выступлении о программе перед парламентом он впервые употребил термин «лёгкие броненосные крейсера», оформив тем самым появление нового класса, который на самом деле уже существовал несколько лет, начиная с «Саутгемптона» и его систершипов.

127. Лёгкий крейсер «Роялист» (Англия, 1915 г.)

Строился компанией Уильяма Бидмора в Глазго. Водоизмещение 3750 т, максимальная длина 132,9 м, ширина 11,91 м, осадка 4,1 м. Мощность четырёхвальной паротурбинной установки 40 ООО л.с., скорость 28,5 узла. Вооружение: два 152/45-мм и четыре 102/45-мм орудий, одна 47-мм зенитная пушка, четыре 533-мм торпедных аппарата. Бронирование: борт 76 — 37 мм, палуба 25 мм, рубка 102 мм. Всего в 1913 — 1915 годах построено восемь единиц: «Аретьюса», «Орора», «Галатея», «Инконстант», «Пенелопа», «Фаэтон», «Роялист» и «Андаунтед». «Аретьюса» погиб на мине в феврале 1916 г., остальные сданы на слом в 1922 — 1927 годах.

128. Лёгкий крейсер «Бристоль» (Англия, 1910 г.)

Строился фирмой «Джон Браун». Водоизмещение 4800 т, максимальная длина 138,1 м, ширина 14,31 м, осадка 4,72 м. Мощность четырёхвальной паротурбинной установки 22 000 л.с., скорость 25 узлов. Вооружение: два 152/50-мм и десять 102/50-мм орудий, четыре 47-мм малокалиберных, два 457-мм торпедных аппарата. Бронирование: палуба 51-19 мм, рубка 76 мм. Всего в 1910 г. построено пять единиц: «Бристоль», «Глазго», «Глостер», «Ливерпуль» и «Ньюкасл». Все, кроме «Глазго», сданы на слом в 1921 г., «Глазго» — в 1927 г.

129. Лёгкий крейсер «Саутгемптон» (Англия, 1912 г.)

Строился фирмой «Джон Браун». Водоизмещение 5400 т, максимальная длина 139,61 м, ширина 14,92 м, осадка 4,9 м. Мощность четырёхвальной паротурбинной установки 25 000 л.с., скорость 25,5 узла. Вооружение: восемь 152/45-мм орудий, четыре 47-мм малокалиберных, два 533-мм торпедных аппарата. Бронирование: борт 76 — 51 мм, палуба 37 — 15 мм, рубка 102 мм. Всего в 1912 — 1913 гг. построено пять единиц: «Чэтэм», «Дублин», «Саутгемптон», «Сидней» и «Мельбурн», шестой — «Брисбен» вошёл в строй в 1916 г. Все, кроме него, сданы на слом в 1926 — 1927 гг., «Брисбен» — в 1936 г.

Конструкторы постарались использовать при создании флотского крейсера все новинки, прежде всего, броню, входившую в состав корпуса как силовой, элемент. В результате небольшие 3750-тонные корабли получили практически такую же бортовую защиту, как и «тауны». Кроме того, на «аретьюсах» установили очень мощные турбины, номинальная мощность которых равнялась 30 тыс. л.с., плюс еще десяток тысяч «лошадей» удавалось выжимать при форсировании. В результате заявленная скорость достигла исторического 30-узлового рубежа. Правда, по обыкновению, проект в ходе доработки непрерывно «разбухал», одновременно росла масса конструкции, и на службе крейсера не дотягивали до сакрального числа «узел» и более. Но и 28,5 узла в 1914 году являлись прекрасным результатом.

Увеличение, однако, имело свой смысл, поскольку дополнительная масса использовалась, прежде всего, на вооружение. Первоначально предполагалось установить десять 102-миллиметровок, как на скаутах-прототипах. Но призрак более сильных «немцев» побуждал предпринять меры к наращиванию огневой мощи. Вначале адмиралы несколько перестарались, предложив заменить слабосильные пушки пятью шестидюймовками, но разумно расположить столь тяжёлые орудия на узкой (менее 12 м — немного больше ширины эскадренного миноносца времен Второй мировой войны!) палубе не представлялось возможным. Остановились на смешанном варианте, как на первых «таунах»: по одному 152-мм в носу и корме плюс шесть 102-мм орудий по бортам. Четырёх-дюймовки попытались сделать полуавтоматическими, что, однако, стало скорее минусом: стрельба часто прерывалась из-за заклинивания автоматики. Кроме того, при беглом огне двумя калибрами с разной баллистикой было сложно управлять стрельбой, поскольку отличить всплески являлось непростой задачей. Англичанам пришлось промучиться с этими очень активно воевавшими кораблями практически всю войну с тем, чтобы в 1918 году снять кормовую пару 102-миллиметровок и заменить их третьей шестидюймовкой в диаметральной плоскости. Чуть раньше крейсера довооружили 76-мм или 102-мм зенитными пушками и дополнительной парой торпедных аппаратов. Кроме того, на палубе проложили рельсы для постановки мин, и быстроходные корабли неоднократно использовали для минных постановок во вражеских водах. За последние полтора года войны они выставили свыше 2,5 тысячи зловещих «поплавков».

Боевые возможности, несомненно, усилились, но мореходные качества и без того довольно низкобортного корабля от этого отнюдь не улучшились. Полезные в Северном море, скоростные «аретьюсы» мало годились для скучной повседневной работы на океанских волнах, что сказалось на окончательной судьбе «флотских лидеров».

А судьба им, как и «городам», выдалась весьма боевой. Современные лёгкие крейсера действительно оказались очень востребованными. И экзамен они вполне выдержали. «Аретьюса» сразу после вступления в строй стала флагманом лёгких сил, базировавшихся на Гарвич. В первом большом бою в Гельголандской бухте она получила изрядную порцию немецких «гостинцев», но бортовая броня спасла корабль. Флагман адмирала Тэруита поучаствовал и в бою при Доггер-Банке, и в потоплении германского минзага «Метеор», но в феврале 1916 года сам напоролся на вражескую мину. Хотя крейсер взяли на буксир, дотащить до базы его не удалось, и он закончил карьеру, выбросившись на берег.

Вообще внешне субтильные и «худенькие» «аретьюсы» оказались довольно устойчивыми: «Пенелопа» уцелела после торпедного попадания с подводной лодки, хотя и потеряла руль, «Андаунтед» остался на плаву после сильного столкновения с крейсером «Клеопатра»; не раз «прикладывались» друг к другу и прочим кораблям и другие единицы, но все, кроме головного, благополучно прошли многочисленные боевые походы и минные постановки. (В них больше всех отличился «Роялист», выставивший в одиночку почти 1200 мин). Однако то, что не смог сделать противник, довершил послевоенный избыток боевых единиц. Изящные, но мало полезные в открытом океане крейсера пошли «под нож» почти сразу после войны, прослужив всего от 7 до 10 лет.

А более старые и медленные «тауны» оставались в строю дольше, некоторые — бесконечно, причём после столь же нелёгкой карьеры. «Бристоль» и «Глазго» участвовали в преследовании германской эскадры адмирала Шпее у побережья Южной Америки, причем «Глазго» — в обоих боях: трагическом Коронеле и триумфальном у Фольклендских островов. И в обоих его командир кэптен Г. Льюс старался держаться подальше от немецких 105-миллиметровок. Более храбрым оказался командир «Глостера» Келли, несколько часов в одиночку преследовавший линейный крейсер «Гёбен» и лёгкий «Бреслау». Затем «Глостер», как и однотипные «Ливерпуль» и «Ньюкасл», основательно поносило по всем океанам в поисках германских рейдеров. К «сокращению» приступили с первой бронепалубной пятёрки. На семь-восемь лет дольше продержалась следующая четвёрка. Самым результативным из них стал «Фалмут», отловивший и потопивший в течение первого месяца войны четыре немецких судна. Ещё пару поймал «Ярмут», а «Веймут» отметился в Средиземном море в боях против лёгких сил австрийцев.

Однако в наиболее серьёзных сражениях больше других участвовали «тауны» с улучшенной бортовой защитой. Пожалуй, наиболее прославился «Саутгемптон», флагманский корабль Гарвичских лёгких сил под командованием коммодора Гудинафа. Начал он с того, что бесстрашно продефилировал в опасной близости от Флота Открытого моря в завязке Ютландского сражения, сумев разведать состав сил, курс и скорость неприятеля. Затем в том же бою ему удалось утопить артиллерией миноносец S-35 и пустить на дно торпедой крейсер «Фрауенлоб». Уже ночью на «Саутгемптон» посыпался град немецких снарядов, но бортовая броня спасла его, и он сохранил ход и управление.

Не отстал от славного флагмана Гудинафа и «Сидней», сумевший расстрелять в поединке у Кокосовых островов знаменитый «Эмден», несмотря на то, что тот начал с уничтожения поста управления огнём на «австралийце». «Бирмингем» имел на своём счету два потопленных германских судна и одну подводную лодку, уничтоженную таранным ударом в самом начале войны. Броненосные «тауны» оставались в строю до начала 1930-х годов, а «запоздавшие» «Брисбен» и «Аделаида» прослужили ещё дольше. «Аделаида», не поспевшая к Первой мировой войне, сумела повоевать во Второй и пошла на слом только в 1949 году.

Единственной жертвой среди этих удачливых и результативных кораблей стал «Ноттингем». При выходе Гранд-Флита в августе 1916 года немецкие подводные лодки устроили засаду, жертвой которой стал крейсер. В «Ноттингем» попало три торпеды — явный избыток, но прочная «коробка» продержалась на плаву достаточно долго для того, чтобы эсминцы успели снять команду.

В общем, решение лордов Адмиралтейства оказалось вполне удачным, а его реализация конструкторами и строителями — на высоте. Представители созданного ими нового класса быстроходных лёгких крейсеров оказались куда более востребованными и эффективными, чем броненосные колоссы, служившие в основном целью для крупнокалиберных снарядов и торпед подводных лодок.

А. КОФМАН